После этого я слышал, как лейтенант разговаривал со шкипером и сочувствовал ему. Он говорил, что майору просто завидно, что люди так хорошо вымуштрованы; и потом они отошли, лейтенант что-то такое говорил очень серьезно и убедительно, а шкипер качал головой на его слова.
Случилось это, как раз две ночи спустя. Я спустился вниз и улегся, как вдруг вижу во сне, что майор завладел свистком боцмана и учится на нем свистеть. Помню еще, я подумал во сне: какое счастье, что это только майор, когда, один из ребят ткнул меня кулаком в спину и разбудил.
— Скачи живее, — сказал они мне. — Пароход горит.
Я бросился на палубу, и тут уже не оставалось никакого сомнения насчет того, кто свистал тревогу. Колокол звонил в набат, из всех люков валил дым, некоторые из людей тащили насос и обрызгивали из рукава пассажиров, которые один за другим выбегали на палубу. Шум и смятение были ужасные.
— Скорее спускать шлюпки, — сказал мне Том Гал. — Не слышишь разве свистка?
— Да разве-же мы не попробуем сначала тушить огонь? — говорю я.
— Слушайся команды, — говорить Том, — это наше первое дело, и чем скорее мы отсюда выберемся, тем лучше. Ты, ведь, знаешь, какой у нас груз.
Тогда мы побежали к лодкам и спустили их, должен сказать, очень хорошо, и первый, кто соскочил в мою, был майор в своем белом ночном одеянии; но после того, как все остальные тоже спустились, мы его высадили. Он не принадлежал к нашей лодке, а уж дисциплина, так дисциплина, что-бы ни случилось.
Прежде, однако, чем мы могли отвалить от корабля, майор с воплем подбежал к борту, крича, что его лодка отчалила, и хотя мы отпихивали его веслами, но он таки спустился по канату и ввалился к нам.
— Кто командует? — закричал майор.
— Я — очень резко откликнулся старший помощник с одной из лодок.
— Но где-же капитан? — вскричала одна старая дама с моей шлюпки по фамилии Прендергаст.
— Он на пароходе, — отвечал помощник.
— Он… что? — повторила мистрисс Прендергаст, смотря на воду, точно она ожидала увидеть шкипера, стоящим тут-же, на гребне волны.
— Он остался погибать с судном, — сказал один из людей.
Тогда мистрисс Прендергаст попросила кого-то одолжить ей платок, потому-что свой ручной мешочек она забыла на пароходе, и начала горько рыдать.
— Смелый, простой англичанин-моряк, — сказала она всхлипывая: — остается погибать со своим кораблем! Вот он. Посмотрите на мостике.
Все мы взглянули, и тогда и другим женщинам захотелось призанять платок. Я дал одной из них лоскут бумажной тряпки, но она так рассердилась за то, что тряпка была чуть-чуть маслянистая, что и плакать совершенно позабыла и обещала пожаловаться на меня помощнику, как только мы достигнем берега.
— Я век буду поминать его в своих молитвах! — сказала одна из женщин, рыдавшая очень удобно в большой красный шейный платок одного из людей.
— Слава о его подвиге прогремит по всей Англии! — прибавила другая.
— Симпатии и слезы дешево стоят, — торжественно произнес один из мужчин-пассажиров. — Если нам удастся достигнуть берега, мы должны все сложиться, чтобы поддерживать его вдову и сирот.
— Слушайте, слушайте! — закричали все.
— Мы воздвигнем гранитный памятник в воспоминание о нем, — говорит мистрисс Прендергаст.
— А не лучше-ли нам вернуться к пароходу и захватить его с собой! — сказал какой-то господин с другой лодки. — Мне думается, что это и обойдется дешевле, да, пожалуй, бедняга и сам предпочел-бы это.
— Стыдитесь, — отвечали ему многие, и мне кажется, что они в самом деле взвинтили себя до такой степени, что были-бы разочарованы, если-бы шкипер спасся.
Мы медленно плыли, следуя за лодкой помощника, указывавшего нам направление, и, посматривая время от времени назад, на пароход, удивлялись, что он еще на месте. Мы знали, что на нем был такой груз, что он должен с треском взлететь на воздух, как только огонь дойдет до трюма, и все ожидали взрыва.
— А вы знаете, куда мы плывем, мистер Бунс? — закричал майор.
— Да, — говорит помощник.
— А далеко-ли ближайшая земля? — спрашивает опять майор.
— Миль около тысячи, — отвечает помощник.
Тогда майор начал высчитывать и рассчитал, что нам понадобится дней десять на то, чтобы достигнуть земли, а нашего запаса воды в бочонках нам хватит дня на три. Он закричал это помощнику, а молодой лейтенант, сидевший в той лодке, с огромной сигарой во рту, сказал, что будет большой спрос на гранитные памятники. Он сказал еще, что счастье, что он лишил своих детей наследства за то, что они поженились и вышли замуж против его воли, так что после него не останется сирот, которые-бы его оплакивали.
Некоторые из женщин улыбнулись на это, а старая мистрисс Прендергаст так расхохоталась, что раскачала лодку. Вообще, мы как-то вдруг сделались очень веселы, и один из людей сказал что на вычисления майора никак нельзя полагаться, так как он считал только но две пинты в галлоне.
Тут нам стало еще веселее, и мы начинали уже смотреть на всю штуку, как на увеселительную прогулку, как вдруг, ко всеобщему изумлению, лодка помощника повернула и поплыла обратно к пароходу.
Вот вышел эффект, могу вам сказать! Все кричали, смеялись, говорили разом, а мистрисс Прендергаст уверяла, что никогда еще и никто не слыхивал про такую вещь, чтобы капитан оставался один на судне, с тем, чтобы на нем погибнуть, и потом один-же затушил пожар, после того как вся команда бросила его и бежала. Такого случая еще не было, да и не будет никогда! Она уверена, что капитан должно быть ужасно обожжен, и что его придется сейчас-же уложить в постель и обложить тряпками, пропитанными маслом.