Под чужим флагом - Страница 68

Наутро Джинджер проснулся от страшной боли. Голова трещала, язык горел, грудь спирало тисками и дышать было нечем.

Перед ним стояли Сэм, Питер и незнакомец с усами.

— Потерпи, Дик! — успокаивал Сэм. — Все идет отлично!

— У меня голова лопается и всю грудь колет булавками!

— Иголками! — поправил незнакомец с усами. — Только иголками. Булавки не годятся для такого дела.

Джинджер взглянул на свои руки, вскочил и бросился на незнакомца с явным намерением прикончить его, но был вовремя пойман и положен на пол. Здесь ему терпеливо объяснили, что незнакомец — лучший татуировщик в мире, настоящий художник своего дела, и что вообще Джинджер напрасно беспокоится: он же сам вчера требовал немедленной татуировки.

— Как, уже все сделано?

— Ну, нет, еще не все, — ответил Сэм.

Джинджер полчаса изощрялся в определении наружных и внутренних качеств татуировщика, а также его близких, и это его немного облегчило, а когда тот в ответ заметил, что работать на Джинджеровой коже одно удовольствие, сдался и позволил продолжать операцию. Дальше он так разошелся, что и сам пожелал учиться этому искусству, и, когда Сэм отвернулся, всадил ему иглу в зад. Игла сломалась. Сэм закричал, а Джинджер удивленно сказал:

— Работать на твоей коже, Сэм, одно удовольствие.

Три дня разрисовывали Джинджера и три дня он не знал, выживет он или нет, но когда его наконец натерли мазью, от которой рисунок сразу потемнел, и объявили, что все кончено, — он решил, что выживет.

Затем начались сложные репетиции будущего поведения Джинджера. Сэм ходил, приседая и изображая вдову, а Питер визгливо хохотал, подражая рыжей кузине. Они репетировали первое появление Джинджера, и тот всякий раз срывался, пытаясь вместо дружеского рукопожатия обхватить Питера за талию и распуская слюни.

— Завтра мы пойдем в харчевню последний раз, — объявил Сэм. — Мы сказали, что уезжаем, и в самом деле так и сделаем, устроив тебя при матери и кузине…

— А ты будешь еженедельно посылать нам по почте небольшие суммы, — подхватил Питер. — Таков уговор.

Дик пообещал.

С прощального визита приятели вернулись грустные.

— Ах, Джинджер, — сказал Сэм, — мне что-то не по себе.

— Точно мы кого-то надуваем, — добавил Питер, — и делаем нехороший поступок.

— Нехороший поступок? — не понял Джинджер.

— Из сегодняшних разговоров с хозяйкой мы поняли, что это нечестно. Нас вдруг осенила мысль…

— Как молния… — поддержал Питер, — и мы поняли, что жестоко и глупо обманывать бедную вдову.

— Значит, вы не хотите денежных переводов? — ядовито сказал Джинджер.

— Не хотим, — заявили те, — и послушайся доброго совета: брось эту затею.

— Что? Да вы рехнулись, ребята? За что же я, можно сказать, кровь проливал?

— Трое сильных мужчин против рыжей старухи. И тебе не стыдно, Джинджер? — задумчиво говорил Сэм.

— А мне вот нисколько не стыдно, и провалитесь вы с вашей совестью!

И Джинджер ушел, в ярости хлопнув дверью.

Сэм и Питер нанялись на "Пингвин" и на следующее утро простились с Джинджером весьма холодно.

После их отъезда Джинджер затосковал и, не перенося одиночества, решил идти уматерять вдову.

Он вошел в харчевню около трех часов, когда посетителей почти не было. Только двое старичков читали газеты.

Джинджер постучал монетой о прилавок. Из соседней комнаты вышла рыжая вдова.

— Попрошу кружку пива, — галантно сказал Джинджер.

Она налила и стояла, умильно посматривая на свежевыбритого Джинджера в новой фуражке и свежей фуфайке.

— Славная погодка, миссис, — начал Джинджер, кладя на прилавок левую руку и показывая матроса, пляшущего джигу.

— Чудесная, — отвечала та, а сама уставилась на его руку.

— Для нас, моряков, хорошая погода — это все, — продолжал он, показывая дельфинов. — Солнце да попутный ветер — наши друзья.

— Ах, тяжела жизнь матроса! — сказала вдова.

Она не могла оторваться от его рук, потом пошла в соседнюю комнату, пошепталась там и вернулась с рыжей кузиной.

— Давно вы… плаваете? — спросила она.

— Двадцать три года, как одна копеечка, — и Джинджер заметил, что девушка пристально рассматривает его руки. — Четыре кораблекрушения! Первое было, когда мне исполнилось четырнадцать лет…

— Бедняга! Я вам так сочувствую: мой сын отправился в море как раз в этом же возрасте и погиб, наверно…

— Жаль, жаль… — сказал Джинджер. — Я сочувствую вам, я, кажется, тоже потерял мать.

— Кажется? — воскликнула девушка. — Значит, вы наверное не знаете?

— Нет, — печально ответил он. — После первого крушения я три недели плавал на обломке мачты, схватил воспаление мозга и потерял память о прошлом.

— Бедный, бедный!

— Может быть, я сирота, — продолжал жалостно Джинджер. — Но иногда мне кажется, что я вспоминаю красивое доброе лицо женщины с золотыми кудрями, и мне кажется, что это была моя мать, но ни имени ее, ни фамилии я не могу припомнить,

— Вы мне очень напоминаете моего сына, — грустно сказала вдова. — У вас такие же волосы и даже те же рисунки на руках… Даже шрам над бровью.

— Боже мой! — притворно задохнулся Джинджер. — Неужели?

— Я думаю, что такие рисунки встречаются нередко, — и хозяйка пошла навстречу вошедшему посетителю.

Джинджер ожидал от нее большего волнения и, заказав девушке еще кружку пива, стал наводить разговор на свою татуировку: корабль и буквы на спине.

Вдова снова подошла к Джинджеру.